Преподаватель философии Мартин переживает острый «кризис среднего возраста». Он уже давно не испытывает никаких чувств к своей жене и все чаще переживает приступы безудержной ярости. Ему крайне необходима встряска, и он получает ее, познакомившись с Сесилией. По слухам, она настолько ненасытна в любви, что это стоило жизни ее предыдущему любовнику. Альтернативное описаниеФильм Седрика Кана ("Роберто Зукко") по роману Альберто Моравиа - своеобразный преемник немецкого кинохита "Беги Лола, беги", портрет безумия, одержимости и страсти 3500 кинорецензийРоман «Скука» Альберто Моравиа уже экранизировался в 1963 году итальянским режиссёром Дамиано Дамиани, но в те времена, ещё до наступления «сексуальной революции» в жизни и на экране, запутанные эротические отношения между сорокалетним философом-интеллектуалом и семнадцатилетней бывшей натурщицей, не отягощённой ни мыслями, ни чувствами, были представлены, разумеется, морально адаптированными. Спустя 35 лет молодой французский постановщик Седрик Кан, который и появился-то на свет через три года после выхода киноверсии Дамиани, видимо, решил взять запоздалый реванш, воспроизводя обстоятельства интимной связи между главными героями «Скуки» максимально дотошно и без стеснения, что, в конце концов, даже надоедает на протяжении двух часов экранного действия, превращаясь почти в занудство. Мартен упорно и одержимо пытается выяснить, что же чувствует по отношению к нему милая девушка-толстушка Сесилия, которая приходит каждый день вовремя и увлечённо отдаётся ему, а потом вообще начинает её ревновать и выслеживать, с кем Сесилия встречается и спит. Но обнаружив другого «хахаля», даже готов с этим смириться, предлагает ей замужество — и поражён, что девушка отказывается, предпочитая вообще быть не обременённой в жизни ничем. «Она никого не любит», — признаётся в сердцах мать Сесилии, когда та уехала на неделю с дружком, ничуть не переживая, что её отцу осталось жить всего три дня. В трактовке Седрика Кана «Скука» предстаёт каким-то невообразимым симбиозом Генри Миллера… с Эриком Ромером, лишаясь провокационной простоты и естественности восприятия секса у первого автора и утончённости слов, чувств и поступков каждого из персонажей, что свойственно второму творцу. Трудно поверить во внезапно охватившую философа безумную страсть к глупенькой простушке, как и в его настойчивое стремление к собственному унижению в этой «битве полов». А главное — здесь нет и в помине ощущения тотальной «некоммуникабельности чувств» и вселенской тоски, что было угадано Моравиа (параллельно с поисками в кино Микеланджело Антониони) в экономически и социально стабилизировавшемся итальянском обществе на рубеже 50—60-х годов. У современного варианта «Скуки» вообще нет контекста — прежнего авторского или же придуманного экранизаторами заново, в результате чего эта лента неизбежно превращается в набор сексуальных открыток и мало чем отличается от других выхолощенных вариантов прозы признанного итальянского писателя (как, например, «Внимание» Джованни Сольдати или «Подглядывающий» Тинто Брасса). Зато может показаться любопытной ассоциация, которая возникает во время просмотра французской картины, пожалуй, справедливо названной в российском прокате в качестве «Желания». Бернардо Бертолуччи в своём шедевре «Последнее танго в Париже» мог косвенно иметь в виду именно роман «Скука», тем более что сам перед этим создал фильм «Конформист», самую лучшую экранизацию сочинений Альберто Моравиа. (Сергей Кудрявцев)